Этика красоты Алексея Ухтомского, рационалистический гуманизм Нобелей и своекорыстный эгоцентризм Рокфеллера
(Глава из новой книги В. Рябого и А. Сергеева «Нобели между миром и войной»)
Тема жизни и деятельности российских Нобелей неизбежно перекликается с темой жизни и деятельности американского Рокфеллера. Сравнение это интересно не само по себе, а на фоне взаимоотношений двух народов и двух стран. И более всего здесь показательны цифры и факты. Неизбежно приходится здесь выставлять против одного Джона Дэвисона Рокфеллера четырех Нобелей. Если зарождение и процветание компании «Стэндард Ойл», вплоть до фактического ее раздробления в 1907 году на семь средних и малых компаний, было обеспечено Рокфеллером, то «Товарищество нефтяного производства братьев Нобель» обязано своим процветанием (до национализации в 1918 году) по крайней мере 3-м Нобелям – Людвигу, Альфреду и Эммануилу. В этом сказалось своеобразие как русской действительности в целом, так и русского бизнеса в частности. Но есть и другие любопытные факты.
Братья Нобели родились значительно раньше Рокфеллера: Роберт – в 1829 г., Людвиг – в 1831 г., Альфред – в 1833 г. Моложе Рокфеллера был только сын Людвига – Эммануил, родившийся в 1859 г. Рокфеллер родился в 1839 г., но он и жил больше – 98 лет, и умер позже всех Нобелей, включая и Эммануила, – в 1937 г. Роберт родился в 1829 г., прожил 67 лет и умер в 1896 г.; Людвиг родился в 1831 г., прожил 57 лет, умер в 1888 г.; Альфред родился в 1833 г., прожил 63 года, умер в 1896 г.; Эммануил родился в 1859 г., прожил 73 года, умер в 1932 г. Все трое Нобелей, по свидетельству биографов, не отличались завидным здоровьем. Роберт с детства был мнительным ребенком, его психика оказалась самым уязвимым его местом. Людвиг после тяжелого заболевания в детстве, страдал от болезни сердца, всю жизнь его преследовала ангина. Альфреда одолевали ревматизм, мигрень, несварение желудка и постоянная, усиливающаяся депрессия. И только сын Людвига Эммануил, родившийся от болезненных родителей (его мать – двоюродная сестра мужа – Людвига), окажется на зависть крепким и здоровым малышом. Можно с уверенностью сказать, что его здоровье подкосила русская революция, обрушившая семейный бизнес, лишившая привычного уклада жизни, среды обитания. А так, может быть, он прожил бы значительно дольше.
Все, что мы знаем о здоровье Джона Рокфеллера, это то, что он был рожден от вполне физически здорового отца, который не пил, не курил, разве что был чересчур любвеобильным. Рос молчаливым и рассеянным мальчиком. Единственной серьезной хворью за всю его долгую жизнь стало заболевание алопеция – выпадение волос на всем теле. Не стало ни бровей, ни ресниц, ни усов. Вынужден был носить парики.
Нет оснований говорить о том, что Нобели стали олицетворением только русского бизнеса, российского бизнеса вообще, впрочем, как и нельзя назвать Альфреда олицетворением шведского или европейского бизнеса. Как известно, сам Альфред называл себя «гражданином мира». Нобелей лишь условно можно назвать шведскими предпринимателями, да и то такими, которые вынуждены были в ущерб своему бизнесу, считаться с писаными и не писаными законами этой огромной, развивающейся экономически страны, в которой им пришлось трудиться.
Старший Нобель приезжает в Россию в 1837 году. Жена и дети присоединяются к нему в 1842 году. В это время Роберту было 13 лет, Людвигу – 11, Альфреду – 9. Еще один брат – Эмиль-Оскар, вообще родился в Петербурге через год после воссоединения семьи.
Можно с уверенностью сказать, что старшие братья, шведы по рождению, сформировались как личности именно в России, где их обучали специально нанятые преподаватели: Зинин. Причем подчеркнем особо – среди предметов, которые они изучали с особым тщанием, были гуманитарные. Несомненно, Нобели были заражены российской чувствительностью, рефлексией.
Как известно, в XIX веке особое влияние на духовное формирование личности оказывала религия. Религия, как безусловная идейно-культурная доминанта, сопровождала человека всю жизнь, обусловливала не только его личную, семейную, но и общественную и служебную деятельность. Тем более удивительно было для нас в ходе работы с архивными и библиотечными источниками обнаружить, что религия, вера в жизни семейства Нобелей, в отличие от того же Рокфеллера, занимала весьма скромное, если не сказать больше – ничтожно малое для того времени – место. Семья Нобелей исповедовала лютеранство. С 1877 года они были членами Евангелическо-Лютеранской общины города Баку. Благодаря их усилиям была построена Евангелическо-Лютеранская церковь Спасителя немецко-шведского прихода, единственного в Российской империи. Здание кирхи чудом сохранилось и при непосредственной поддержке ныне покойного президента Азербайджана Гейдара Алиева, практически не потеряло своего предназначения, так как в расположившемся там Зале органной и камерной музыки продолжает звучать божественная духовная музыка и проходят лютеранские богослужения.
Известно, что Нобели были космополитами, и чувство национального чванства было для них чуждо. Библейское: «Все мы дети Бога» было основой их убеждений. Широко занимаясь благотворительностью, они «не спрашивали, где родились их родители и не поклоняются ли они божеству лилипутов и считали, что надежда людей на милосердие – это право людей, и оно не нуждается в исповеди». Милосердие была заложена в их фамилии Нобель – от латинского слова благородность.
Религия в целом для семьи Нобелей имела значение только в той части, в какой выражала их взгляды на жизнь, на общество, на любовь к человечеству. Высшим законом для них, в соответствии с утверждением основоположника этого вероучения Мартина Лютера, был разум. При этом всю свою жизнь они прожили в глубоком уважении ко всем религиям и поддерживали материально все другие вероисповедания. На их пожертвования была построена православная церковь в Дербенте. «Т-во бр. Нобель» активно участвовало в строительстве Александро-Невского собора, были сделаны пожертвования на строительство римско-католического собора Пресвятой девы Марии. В 1907 году оно удовлетворило просьбу рабочих и построило мусульманскую мечеть в Балаханы.
Выделялись деньги на содержание Святой гробницы Бибиэйбатской мечети. Духовным символом их жизни стал храм огнепоклонников в Сураханах, изображение которого можно обнаружить на всех их памятных вещах.
В личной переписке, в общении, в воспоминаниях современников можно с трудом наскрести лишь несколько примеров, когда тот или другой Нобель обиходно, к слову, или наоборот – сознательно и следуя ритуалу, использует религиозные образы, взывает к образу Всевышнего, ссылается на него. В этом смысле жизнь и деятельность Нобелей была проникнута скорее секуляризованным, светским, чем религиозным духом. Это нельзя назвать атеизмом в точном его выражении, но интуитивным, неосознанным движением к нему всю жизнь и деятельность Нобелей, начиная со старшего – Иммануила, назвать можно.
Надо подчеркнуть, что мы говорим здесь не только о внутренней, но и внешней религиозности, обусловленной соблюдением церковных ритуалов, участии в жизни церкви и т.п.
Можно привести здесь несколько примеров, служащих подтверждением сказанного. Как известно, и Иммануил и сын его Альфред были одержимы фобией смерти. Ни отец, ни сын не доверяли Всевышнему в делах посмертных. Иммануил поэтому изобрел гроб с обратной связью, чтобы в случае, если он будет похоронен заживо, он мог подняться на поверхность, открыв крышку с вентиляцией, а сама домовина была снабжена средством связи с этим миром. Альфред же в своем завещании обязал своего душеприказчика провести кремацию его тела, которая не одобряется христианством, зато распространена у народов, исповедующих буддизм и индуизм.
А в странах Европы получила распространение во 2-й половине XIX века. Нобели все-таки участвовали в церковных делах. К примеру, с 1850 года Альфред основательно штудирует историю и сущность христианской религии (правда, параллельно с химией), в 1899 году семейство пожертвовало небольшие средства на строительство евангелическо-лютеранского храма. Кроме того, все Нобели были похоронены по церковным обычаям и на кладбищах: Людвиг – на Смоленском лютеранском кладбище в Петербурге, прах Альфреда развеян на семейном Северном кладбище в Стокгольме. Эммануил также похоронен на Северном кладбище. Других по-настоящему знаковых и серьезных примеров религиозности Нобелей мы не знаем.
Иное дело – Джон Рокфеллер. Не закончивший в детстве школу, главные жизненные уроки он получил от матери – неистовой баптистки. Баптизм – разновидность протестантизма, возникшая в начале XVII века. Именно в США было наибольшее число баптистов, что совсем не случайно. Баптизм, как никакая другая религия, соответствовал формировавшимся нормам человеческого общежития в этой стране, освящал общественные и государственные институты. Религия деловых людей – баптизм – упрощенная, рационализированная церковная организация: непризнание таинства, отношение к крещению и причащению как демистифицированным ритуалам, совершаемым во взрослой жизни.
В протестантизме материальное процветание трактуется как благословение свыше. Рокфеллер говорил, что, богатея, он выполняет Божье предначертание.
Его сотрудники вспоминали, как во время одного из совещаний, где говорилось о невеселых перспективах компании (речь шла о том, что электрическое освещение вскоре вытеснит керосиновое), Рокфеллер поднял руку к небу и торжественно произнес: «Господь позаботится!» И он позаботился – началась Первая мировая война, и все военные флоты перешли на нефть.
«Она (мать Джона – авт.) и священник с младых лет внушали мне, что надо трудиться и экономить», – вспоминал сам Рокфеллер. А занятие «бизнесом» было частью семейного воспитания.
Баптизм для Рокфеллера в его долгой жизни станет не только рекламной идеологической вывеской на здании его, в общем-то, противоречивой жизни, но и комнатой психологической разгрузки, спасавшей его от мук совести, рефлексии.
Но для нас важнее, стала ли религиозность для Рокфеллера нравственным, моральным императивом, так же, впрочем, как приглушенная религиозность Нобелей могла ли говорить о некоей моральной их безответственности и распущенности.
В связи с этим вспоминается анекдот про Рокфеллера.
– Как удалось разбогатеть Рокфеллеру?
– Однажды он шел по улице без гроша в кармане и нашел картофелину. Он ее вымыл и продал прохожему за 50 центов. На эти 50 центов он купил две картофелины, вымыл их и продал по 50 центов. На вырученный доллар он купил еще 4 картофелины… А на следующий день он получил наследство в миллион долларов.
В этом анекдоте отразились скорее обывательские взгляды на способы обогащения, чем реальная история. Рокфеллер как раз наживал свое богатство зернышко к зернышко ценой огромной самоотверженности и жертвенности. Он стал не только порождением капиталистической системы, но, что важнее – генерировал и развивал модели обогащения и процветания личности в условиях свободы и рынка. С угрызениями совести он предпочитал договариваться в определенное время и в определенном месте – в храме.
Внешне жизнь Рокфеллера выглядит как история промышленника и финансиста, который вроде бы и жил в обществе, среди людей, но люди обращали на себя его внимание лишь по трем основаниям:
– потому что они родственники и близкие люди;
– потому что они обеспечивали его процветание, и ему нужно было поддерживать их в жизни;
– потому что они становились на его пути, и требовались определенные усилия, чтобы или перевести их в разряд тех, кто обеспечивает его процветание, или устранить их со своего пути.
Так однажды на его пути встал Президент Соединенных Штатов Теодор Рузвельт. Джон Рокфеллер не изменил своим принципам, хотя и проиграл… Удивительно то, что уже в детстве, когда ему было 7–8 лет, его настигла всепоглощающая страсть к обогащению. И он с методичной последовательностью начал движение к достижению своей мечты, выстраивая предметы, события, свои взаимоотношения с людьми таким образом, чтобы эта заветная мечта могла осуществиться в кратчайшие сроки. Геометрический закон: прямая есть кратчайшее расстояние между двумя точками, он сумел переосмыслить как закон финансовый и личным примером доказалб его правоту.
Еще в раннем детстве Джон покупал фунт конфет, делил его на маленькие кучки и с наценкой распродавал собственным сестрам. В семь лет он продавал выращенных им индюшек соседям, а заработанные на этом 50 долларов одолжил соседу под 7% годовых. Отлавливал диких индюшат, откармливал их, а затем продавал. Заработанные деньги хранил в копилке. Когда накопился небольшой капитал, стал ссужать родному отцу под весьма скромный процент.
Можно было бы сказать, что американский Рокфеллер не похож на пушкинского скупого рыцаря. Для того деньги были объектом эстетического наслаждения сами по себе. «Сильна моя держава», – говорил он. Для Рокфеллера деньги как-будто бы были только средством для зарабатывания еще больших капиталов. Его богатство выражалось не столько наличными деньгами, или банковскими вкладами, сколько собственностью, акциями, продукцией. И только после 1907 года, после раздробления компании, его непрямые доходы превратились в реальные, ему принадлежащие деньги. Но, оказывается, в нем также жил «скупой рыцарь», молившийся своему золотому тельцу, как молились невежественные огнепоклонники открытому огню в Сураханах времен Нобелей.
Этот вид религиозности перешел к нему от отца. Тот выработал свой «языческий» ритуал поклонения божеству и наслаждения его дарами. Бывало, он заваливал свой стол крупными денежными банкнотами, потом садился за стол, погружал руки в бумажную кипу и замирал… Еще он любил неожиданно появиться перед своими близкими со скатертью в руках, сшитой все из тех же банкнот.
Проявлявшаяся порой сентиментальность Джона Дэвисона Рокфеллера: когда, к примеру, он был потрясен смертью сестры или когда он помог женщине, попавшей в нищету, женщине, которую он любил в детстве – показывает, что его поразительный прагматизм не был присущ ему от рождения, а выработался ценой огромных волевых усилий. «Я обречен стать богатым!» – воскликнет он однажды.
Он был внимателен и заботлив по отношению к самым близким людям. Но его племянники, мальчики, умерли на его глазах от голода и болезней. Отец в это время был на войне, а Джон ничего для них не сделал… Это было бы не рационально.
Джон Рокфеллер воспитывал своих детей исходя из собственных представлений о методах детской педагогики, которую иначе, чем прагматичной и специальной, не назовешь. Это сегодня для нас привычны детские настольные игры «Монополия». И тем не менее, в этих играх все условно, понарошку. Дом Рокфеллера представлял собой модель рыночной экономики в миниатюре. Дочь Лаура при этом была «генеральным директором». Каждый ребенок, а их было четверо, вел подробную бухгалтерскую книгу. Каждый ребенок ухаживал за собственной грядкой в огороде. Всякий полезный поступок в доме поощрялся.
Удачная охота на мух оценивалась в 2 цента за каждый ловкий удар мухобойкой. Заточка карандаша поощрялась десятью центами; час занятий музыкой стоил пять центов. День воздержания от конфет стоил два цента, каждый последующий день оценивался уже в десять центов. Дети воспитывались в условиях стоических: младшие дети донашивали одежду за старшими. Кстати сказать, и сам Джон Рокфеллер в детстве донашивал… платья своих сестер.
Нобели, как уже говорилось, жили в других условиях и получили более универсальное и глубокое образование, чем Рокфеллер. Они изучают языки, литературу, философию. Альфред Нобель, как известно, получил звание доктора философии, сочинял глубокие философские стихи. Он владел прекрасной библиотекой, в которой можно было найти книги знаменитых ученых, философов, писателей. Среди его любимых авторов – Бальзак, Гюго, Мопассан, Тургенев. В то же время он не принял реализм Золя. И когда он при назначении номинации «лучшее литературное произведение» указал такой критерий, как «идеалистическое направление», он, вероятно, держал в голове дух и стиль своих любимых писателей, а не идеализм в философском смысле. Религиозность, как таковая, не была для них ни императивом поведения, ни спекулятивным инструментом в руках, замещавшим душевные муки, голос совести и т.п.
Что же было путеводной звездой для Нобелей в их нелегкой жизни?
Тем более, что они, как и Рокфеллер, по жизни были прагматиками и рационалистами. Правда, в отличие от американца, ни один Нобель никогда не провозглашал лозунгом своей жизни стремление к обогащению, достижение личного, своекорыстного финансового успеха.
Рокфеллер, как мы уже знаем, сконцентрировал весь свой талант, всю свою энергию на одном направлении – накоплении и преумножении капитала, и в этом он достиг больших успехов, он был более эффективен и удачлив, чем Нобели. И в конце концов его эгоистические, индивидуалистические устремления сослужили большую пользу его стране. Рокфеллер еще при жизни заслужил прозвище «враг Америки». Но его страна, как оказалось – есть результат усилий больших и маленьких Рокфеллеров, и дело потомков уже определять меру вины и заслуг каждого из них. Нобели и воспитывались по-другому и действовали в других условиях. И путеводная звезда Нобелей звалась иначе.
Все Нобели в той или иной мере были учеными-практиками. На счету Альфреда 355 патентов. Его прагматизм был обусловлен отнюдь не стяжательством и стремлением к голому обогащению. Это можно назвать страстью к самовыражению, к реализации своего таланта. Рокфеллер изобрел «деньги» как объект приложения усилий и способ их добывания в неисчислимом количестве. Он и говорил о деньгах, как о какой-то скрытой от глаз материи, которую надо еще отыскать, а потом уже добыть: «Они были вездесущи и невидимы. Мы знали, что денег очень много, но знали также, что они недоступны».
Альфред Нобель, в свою очередь, изобрел динамит, способ его производства, он стал средством добывания денег, средством обогащения.
И тот, и другой путь привел к «миллиону страданий». Рокфеллер, уязвленный недоброжелательными оценками в обществе, скажет как- то: «Богатство – это или великое благословение, или проклятие». И еще:
««Мы достигли невиданного в истории успеха, наше имя известно во всем мире, но нашему имиджу трудно позавидовать. Мы олицетворяем все то, что зло, бессердечно, тягостно, жестоко».
Альфред Нобель, казалось бы, получивший самое передовое образование, полиглот, поэт, человек широчайшего мировоззрения, ученый, имевший дело не с химерами, подобно Рокфеллеру, а с физической материей, получил такую же, если еще не большую нелюбовь общественного мнения. За что?
Ответ один – за богатство и динамит. За богатство его осуждали в России, за динамит – во всем мире. «Мильон терзаний». Нет гармонии, нет красоты произведенного. А только она могла стать мерилом и условием нравственности и морали.
Нобели в условиях прогрессирующего безбожия неизбежно должны были стремиться к его тождеству – гармонии и красоте.
Алексей Ухтомский в более поздние времена напишет: «Не о „борьбе за существование”, а о б о р ь б е з а с у щ е с т в о в а н и е в к р а с от е – вот о чем надо говорить как об общем принципе бытия! Н е о ж и з н и как таковой, а о ж и з н и в к р а с о т е ! Борьба за существование отнюдь не обобщение, а жалкая, пустая частность!
Звать надо не к морали, а к красоте. Говорить не о морали, а о красоте. Тут более любви и конкретности».
Мы не будем здесь говорить об источнике красоты, называемом Ухтомским. Он не так важен.
В другом месте Ухтомский пишет: «С физиологической стороны, Красота есть самый общий человеческий проект, возникающий в нем по поводу всякого опыта жизни. Восстановить Красоту, пережить ее вновь по поводу нового опыта, пережить и понять новый опыт в Красоте, приобщить новый опыт в Красоте – в общем же, понять бытие как Красоту – вот последнее стремление человека.
Не формальное настаивание на своем пустом «существовании», не самоутверждение, не формально-голое возвращение к «максимуму жизнесохранения», а возвращение к содержательной Красоте, – вот в чем устремление человека и его жизни!».
Может ли следование красоте и гармонии в ее утилитарном смысле, следование ее законам стать равноценным следованию катехизису, религиозной и общественной морали?
В 1853 году на мануфактурной выставке в Москве С.-Петербургскому 1-й гильдии купцу Иммануилу Нобелю была присуждена Малая золотая медаль «за железную мебель, отличающуюся новостью, красивыми формами, легкостью, прочностью, чистотою отделки и умеренными ценами». Подчеркнем здесь словосочетание «отличающуюся новостью, красивыми формами». После гибели в 1864 году Эмиля-Оскара, младшего брата, и нескольких рабочих во время проведения опытов с динамитом, Альфред Нобель был вызван в полицию для дачи показаний. Он произнесет слова, которые обнаруживают главный узел противоречий и терзаний его души:
«В е щ и, над которыми мы работаем, д е й с т в и т е л ь н о ч у д о в и щ н ы, но они с о в е р ш е н н ы т е х н и ч е с к и ».
В этих словах заключены сила и бессилие, противоречие науки, знания. Об этом уже много сказано. Понимание опасности чистой, не ограничиваемой моральными рамками науки, сделало Андрея Сахарова общественным деятелем, который стремился обезопасить общество от угрозы того оружия, которое придумал Сахаров-ученый.
Признавая свое изобретение (динамита – авт.) опасным для общества (хотя правомерность подобных заведомых оценок научного открытия, согласимся, весьма спорна), он называет его совершенным.
(Совершенство, –а. Ср. Полнота всех достоинств, высшая степень какого-нибудь положительного качества. В совершенстве владеть иностранным языком. Довести до совершенства. Верх совершенства – о чём-нибудь самом совершенном). Чудовищно-совершенное, или чудовищно-красивое изобретение Альфреда – динамит.
В словах Альфреда Нобеля, приведенных нами выше, есть намек на кредо Альфреда Нобеля, которому, как нам кажется, следовали и его братья. Это стремление к гармонии, к соразмерности, уравновешенности. (Гармония, греч. harmonia – связь, стройность, соразмерность. Соразмерность частей, слияние различных компонентов объекта в единое органическое целое. В древнегреческой философии – организованность космоса, в противоположность хаосу. В истории эстетики рассматривалась как существенная характеристика прекрасного). В этой схеме серьезное значение придается и межчеловеческим отношениям. Они для Нобелей важнее делового коммерческого успеха.
Когда Альфред Нобель впервые ступает на берег Нового света, где он демонстрирует свое «взрывающееся масло» американским бизнесменам и получает патент, основывает собственную компанию на атлантическом побережье Америки, у него вскоре начинаются проблемы с его партнером – пороховым магнатом Дюпоном. Американец хочет разделить с ним прибыль от производства жидкой взрывчатки, но получает отказ (только после смерти Нобеля эта компания была куплена Дюпоном).
Альфред пишет в письме к матери: «...Америка – не для меня. Стремление выжать из всего прибыль, этот педантизм омрачает радость общения с людьми, нарушает ощущение уважения к ним»... Вряд ли во всей биографии Джона Рокфеллера можно найти подобные высказывания. Альфреда Нобеля часто, в том числе и его брат, просили написать автобиографию. Альфред Нобель отвечал в привычном духе: «Сэр, не надо меня мучить. Это удел знаменитых убийц и актеров. А у меня не хватает времени на работу... А, впрочем, можете публиковать. Вот моя биография: „Нобель – бедное полуживое существо. Достоинство: держит ногти в чистоте и никому не бывает в тягость. Недостатки: отсутствие семьи, великое терпение, слабое здоровье, но хороший аппетит. Единственное желание: не быть погребенным заживо. Величайший грех: отсутствие любви к богатству... Разве этого недостаточно для смертного?”».
Эстетика заменила Нобелям религию. В стихах Альфреда Нобеля его мировоззрение открывается с особой силой…
Главным инструментом познания мира Альфред называет ЛЮБОВЬ. И вместе с тем душевный склад двух Гениев XIX века был разным. Рокфеллер обладал способностью управлять своими чувствами и достиг в этом небывалых успехов. Он скажет как-то о своем вызывавшем зависть физическом здоровье: «Это компенсация за отказ от театров, клубов и легкомысленных развлечений, – говорил он, – которые давным-давно подорвали здоровье многих моих знакомых».
Со своей единственной за всю жизнь женой Лаурой Спелмен Рокфеллер был знаком еще в школе. В школе же он признался в любви. Но будущая его супруга заявила, что она будет ждать, пока он не станет достаточно обеспеченным человеком. И этот день пришел. Молодой Рокфеллер приобрел на свои собственные деньги обручальное бриллиантовое кольцо стоимостью в 118 долларов. Кроме того, он мог уже снять достаточно уютную квартиру в одном из районов города. Жили супруги всю жизнь душа в душу, поскольку его Лаура в жизни была так же неприхотлива, как и Джон.
Заботливый отец уделял детям достаточно времени: учил музыке, плавал с ними в бассейне, катался на коньках. Ночью, если кто-нибудь из маленьких вдруг просыпался, Рокфеллер, как молодой заботливый папа и любящий муж, просыпался и дежурил у его постели наравне с супругой. Ссоры в семье были весьма редкими. Лаура умерла в 1904 году. Джон, не позволявший себе делать посторонних свидетелями своих чувств и переживания, на этот дал слабину: «В моей жизни была единственная возлюбленная, – признался он, – и я счастлив, что обладал ею».
Личная жизнь Альфреда Нобеля сложилась совсем иначе. Причиной тому его поэтическая, порывистая натура. Если бы не знать, что Альфред Нобель – успешный промышленник, капиталист, можно было бы его жизнь назвать типичной для какого-нибудь знаменитого поэта или актера. Он не раз и не два пробовал, подобно Рокфеллеру, обуздать свои человеческие страсти и вставить их в упряжку, но раз за разом этот вулкан чувств снова взрывался и снова был причиной тяжелых душевных переживаний. Просто удивительно, как ему при этом управлять своей динамитной империей, разбросанной по всему миру. Хотя, опять же, внешне его жизнь выглядела вполне без конфликтно, как и жизнь Рокфеллера.
Как вспоминают современники, Альфред Нобель был среднего роста, брюнет с темно- синими глазами, правильными чертами лица. Носил бороду, и – неизменное пенсне. Стройный, фотогеничный, он привлекал к себе внимание. На живописных портретах в молодые годы он выглядит скорее рафинированным дэнди, чем работягой - капиталистом, каким был на самом деле.
Его первой любовью стала молоденькая работница аптеки, которая скоропостижно скончалась от легочного заболевания. По свидетельству, биографов Нобеля, это стало первым и чуть ли не главным потрясением жизни впечатлительного Альфреда. Подобно Петрарке, он впадает в отчаяние и в течение двадцати лет не может справиться с горем.
Еще одной любовной страстью его стала Сара Бернар. Бернар (Bernhardt) Сара (1844–1923), знаменитая французская актриса, выступавшая в 1872–1880 гг. в театре «Комеди Франсез», а в 1898–1922 гг. возглавлявшая «Театр Сары Бернар» (Париж). Исполняла трагедийные и мелодраматические роли в пьесах Гюго, Дюма-сына, Ростана, а также Шекспира (играла Гамлета).
Он одаривает Сару цветами, приглашает в рестораны, подумывает о женитьбе и пишет матери о своих планах. Мать Андриетта разочаровывает его своим ответом: «Сынок, я знаю твою пассию не понаслышке, – пишет мать. – Она поразила меня своей игрой в нашем театре еще в прошлом году... Если тебе нужна богема – ты ее получишь... Я знаю, во Франции к человеку, загубившему свою жизнь из-за женщины, относятся с сочувствием и сожалением, а сам герой гордится этим. На твоей родине, сын мой, его сочли бы болваном. Бери пример со шведов... Эльф (так называла мать сына. – Авт.), личность актеров состоит из всех ролей, сыгранных ими на сцене, а в основе этой личности лежит что-то аморфное, чему можно придать любую форму. Недаром актеров в старину не разрешали хоронить на кладбище. У них нет души, сыночек!».
Следующая серьезная привязанность – графиня фон Зутнер, урожденная Берта Кински, дочь австрийского фельдмаршала. Их знакомство начиналось вполне в современном духе – с рекламного объявления в газете: «Очень богатый, образованный, среднего возраста (41 год) господин ищет владеющую языками даму в зрелом возрасте, которая могла бы работать секретарем и вести хозяйство». Одни биографы указывали на личную мотивацию данного шага Альфреда, другие говорили о деловом мотиве. Так или иначе, на долгие годы она вошла в жизнь Альфреда Нобеля, став для него воплощением всех тех качеств, которые Нобель желал бы видеть в женщине. Однако она отвергла его притязания и вышла замуж за любимого человека – Артура фон Зутнера. Зутнер (Suttner) Берта фон (1843–1914), австрийская писательница. Участвовала в организации пацифистского движения, издавала журнал «Долой оружие!» (1892–1899); получили известность одноименный роман (1899) и его продолжение – «Дети Марты» (1902). Сборник статей «Война и борьба с ней» (1904); «Мемуары» (1908). Нобелевская премия мира (1905). Девять лет с супругом жила в Грузии.
И последняя любовь Альфреда – 20-летняя Софи Хесс, продавщица цветочного магазина, австрийская еврейка. Их отношения длились 19 лет. Она была для него и нежным ангелом, и Галатеей, и головной болью. Постоянные капризы, выклянчивания денег, которые она тратила на любовников, упреки, жалобы, выходки, доставлявшие ему беспокойство, и – уже после его смерти – шантаж его душеприказчиков и распорядителей премии.
Только человек с поэтической натурой, доверчивый как ребенок в любовных делах, с романтическим складом души, способен был с такой последовательностью не усваивать уроки жизни, обманываться и не замечать обмана. Это была вторая его сущность, которая, вероятно, мало уживалась с 1-й его сущностью – коммерческой. Судя по его стихам, можно предположить, что Альфред Нобель мог бы реализоваться как гуманитарий, как философ или литератор. И его душа в таком случае пребывала бы в гармонии с телом и с обществом.
Если бы Альфред изобрел не динамит, а, допустим, вечный двигатель, или средство изготовления еды из воздуха, способной накормить все человечество, его жизнь наверняка была бы более счастливой. Но судьба распорядилась иначе. Альфред Нобель не совершил в жизни ни одного неблаговидного поступка, внешне жил такой же размеренной жизнью, что и Джон Рокфеллер. Так же, как и его американский оппонент, он не курил, не пил, не увлекался азартными играми.
Но погруженный в свои дела, Альфред Нобель вдруг обнаруживает, что его Добрый Гений, его талант в результате произвел на свет Януса, одно лицо которого обращено к человеческому обществу лучезарной улыбкой, а другое – злобной гримасой.
Динамит Альфреда Нобеля помог проложить не один тоннель в непроходимых скалах, добыть миллионы тонн руды, строительного камня.
Альпийский туннель, Коринфский канал, удаление подводных скал в Ист-Ривер (Нью-Йорк), расчистка русла Дуная, использование динамита на Бакинских промыслах. Но он же стал оружием убийства в руках террористов и военных.
Впервые нобелевский динамит был использован во время франко-прусской войны (1870–1871 гг.). Сам изобретатель не в состоянии был препятствовать ходу истории. Эрик Бергенгрен, биограф Нобеля, приводит его слова: «Со своей стороны я желаю, чтобы все пушки с прислугой можно было бы отправить ко всем чертям или, в лучшем случае, в музеи». В другой раз он высказался еще определеннее: «Война – это ужас из ужасов, это самое страшное преступление... Мне бы хотелось изобрести вещество или машину такой разрушительной силы, чтобы всякая война вообще стала бы невозможной».
Альфред Нобель, в отличие от Джона Рокфеллера, несет свой крест в одиночку, не имея возможности доверить свои переживания своему религиозному духовнику. В этом смысле его стихи являются по форме своей своеобразной исповедью, в которой Альфред самокритичен и беспощаден к себе. Но, одновременно, в его стихах достается и несовершенному человеческому обществу, которое мало того, что несовершенно само по себе, но оно, к тому же, несправедливо в своих оценках по отношению к своим согражданам.
Что касается его братьев и племянника, то к ним судьба оказалась более благосклонной.
С 1862 года Людвиг Нобель на основанном им машиностроительном заводе «Людвиг Нобель» производит артиллерийские снаряды, мины, ружья, лафеты и пушки, в том числе и скорострельную пушку Барановского. При этом хозяин завода осуществляет ряд усовершенствований в заводском производстве. Например, при усовершенствовании 100 тыс. ружей по системе Карле и Крынка (заряжение с казенной части) впервые в России был применен принцип взаимозаменяемости деталей. Завод Л. Нобеля внес большой вклад в обороноспособность России.
Вместе с тем, наряду с военной продукцией, завод выпускал металлообрабатывающие станки, паровые молоты, гидравлические прессы (некоторые типы – впервые в России), локомотивы, экипажные оси и пр.
С 1870 года, по приглашению Петра Бильдерлинга, Людвиг вместе с братом Робертом занимаются выпуском ружей Бердана на казенном Ижевском оружейном заводе. А уже с 1876 года Людвиг переключился на нефтяную отрасль.
Известный русский ученый Конан Лисенко писал: «„Озабоченный постоянной мыслью обеспечить свой механический завод работами, не зависящими от случайности (военные заказы), – Нобель хотел заняться изготовлением „орудий для мирного развития народов”. Разрешение этой проблемы Нобель увидел в нефтяном деле».
Людвиг еще менее, чем Альфред, склонен заниматься накоплением капитала любыми доступными способами. Когда Альфред, получив одобрние Роберта посоветовал Людвигу прибегнуть к «разумным спекуляциям» (имеется в виду игра на бирже), Людвиг категорически отверг это предложение: «На твоем месте я бы и думать забыл о биржевых спекуляциях, оставив их тем, кто не способен к истинно плодотворному труду». Трудно представить, чтобы Джон Рокфеллер мог пренебречь возможностью получения сверхприбыли по каким-то там морально-этическим соображениям. С именем Людвига связано создание в России основ социально ориентированного бизнеса. Людвиг еще в большей степени, чем его братья, был озабочен формированием гармоничных отношений со своими коллегами и подчиненными. «Прими во внимание, – написал он как-то своему брату, – (…) что прежде дельца и счетовода стоит человек, наделенный душой и чувством чести и твердо намеренный исполнить свой долг».
А долг свой Людвиг видел:
– в служении интересам Товарищества и семейным интересам: «… я сам всегда верил и продолжаю верить в это предприятие, (…) я возложил полную ответственность за него на самого себя и никогда не допущу, чтобы кто-нибудь терпел из-за этого убытки, (…) я готов гарантировать это собственными средствами, беде их ватит. (…) Я пекусь об интересах Товарищества больше, чем о собственных…»;
– в некоей просветительской деятельности, подразумевающей приобщение отсталых народов России к благам цивилизации;
– в благотворительности, помощи бедным;
– в содействии науке и культуре.
Надо особо подчеркнуть, что Нобели декларировали эту свою «миссионерскую» на гражданский лад деятельность, постоянно ее подчеркивали, повторяли как некий обет и правила поведения.
Эта идея особой миссии своей в мире отражена в некоторых памятных знаках, медалях, которые выпускали Нобели по тому или иному поводу. Если Рокфеллер пришел к идее широкой масштабной филантропии в конце жизни, то все Нобели занимались этим с самого начала своей жизни в России.
Опять же, парадокс заключается в том, что миллионы долларов, заработанные «стяжателем» Рокфеллером, в силу субъективных и объективных причин, в конце концов, оказались более весомыми для США, их экономики, социальной и культурной жизни, чем миллионы рублей, заработанные «моральными» Нобелями. И чей пример, в конце концов, более ценен для человеческой цивилизации и мировой экономики, трудно сказать. Было бы странно, если бы исторические личности укладывались в прокрустово ложе простых схем.
Эммануил предстает перед нами еще более уравновешенной и гармоничной личностью. Он первый среди Нобелей смог найти золотую середину между трепетной ланью душевных устремлений и трудовым конем повседневных дел и потребностей. Его жизнь была лишена тех драматических коллизий, которые порой настигали его отца и постоянно сопровождали его дядю. Оказала ли на него и его жизнь благотворное влияние российская действительность, российское общество с его обостренным, порой утрированным отношением к категориям совести, справедливости, или это был итог внутрисемейной, внутриродовой духовной эволюции – мы не можем сказать, во всяком случае – пока.