К 100-летию Наталии Сац
ЖИВАЯ ДУША, КАК СРЕДСТВО ПРОТИВ СМЕРТИ
(К 100-летию Н.И. Сац)
Исполнилось 100 лет Наталии Ильиничне Сац и почти 10 лет, как ее нет на этом свете.
Театр Наталии Сац, музыкальный, драматический, поэтический… и т.д. но прежде всего, это не скучный театр.
Выступая на 1-м съезде советских писателей в 1934 году, Наталия Сац говорила:
«Театр для детей – это не скучное дело».
Она училась подобному отношению к детям у своего отца, музыканта, композитора Ильи Александровича. В сборнике, посвященном Илье Сацу, выпущенном в 1923 году, Наталия Ильинична вспоминала:
«Один музыкальный эскиз он всегда играл нам, когда я и сестра кувыркались; он так и издан под названием «чтобы кувыркаться». Для другого он просил меня придумать название. Я несколько раз прослушала, потом сказала: «Грустно чего-то, когда ты играешь. Не знаю, как назвать». Папа так и назвал, «Грустно чего-то».
Да и уроки школы жизни «по Илье Сацу» были столь же не тривиальны и наглядны:
«Я помню, как меня обидел один мальчик на дворе. Обида-то собственно была пустяковая, но мне уж очень хотелось покапризничать. Я пришла к папе. «Папа, пойди выругай Аркашку», сказала я. Он ни слова не ответил, взял меня за руку и пошел во двор к Аркадию.
- Аркаша, сказал он, - каждый раз, как ты обидишь Наташу, я буду давать тебе 10 коп. до тех пор, пока Наташа не научится сама за себя заступаться».
Чувство удивления было у меня даже сильнее чувства обиды. Поражен был и Аркадий, который никогда меня больше не обижал.
Я помню, как за несколько месяцев до смерти папа говорил мне:
«Наташечка, учись аккомпанировать. Я себя плохо чувствую, и, может быть, умру. Мамочка у нас слабенькая, а Ниночка маленькая. Научишься аккомпанировать, будешь деньги зарабатывать, если со мной что-нибудь случиться. Ты сильная и большая.
Сел и заплакал. Он плакал так жалостно, слезы текли по всему лицу. Я тоже заплакал.
«Ведь тебе только 10 лет. Ты еще совсем маленькая». Но мне казалось, что он маленький, а я «большая» и «сильная» и я стала его утешать.
И мне казалось, что он мне верил.
Говорить только о творческом и музыкальном талантах Наталии Ильиничны не в наших силах и способностях. Да и сказано об этом людьми сведущими было уже, и, надеемся, еще будет – соответственно ее талантам и заслугам.
Мы же расскажем об одном, быть может, самом драматическом периоде жизни основателя детского музыкального театра – с 1940 по 1943 год, когда судьба бросила молодую женщину, принадлежавшую к творческой элите страны, на самое дно – в застенки ГУЛАГа.
Но и об этом уже достаточно сказано, в том числе и самой Сац в книге «Новеллы моей жизни», где, может быть, впервые в литературе периода застоя прозвучала какая-никакая, а правда о двух лагерях – Сиблаге и Волголаге. Поэтому, позаимствовав некоторые сюжеты у Наталии Ильиничны, мы поведаем и о неизвестных страницах биографии народной артистки СССР, ее участии в судьбах двух ее современников.
1. ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ. «ГЛАВНОЕ, ПОЙТЕ ЧИЩЕ».
В 1989 году известный рыбинский искусствовед и общественный деятель Евгений Балагуров обратился к Н.И. Сац с письмом, в котором просил поделиться воспоминания-ми о том злосчастном периоде жизни, который сама Сац, член союза писателей, называла «суровая полоса».
Наталья Ильинична ответила:
«На Ваше письмо, тов. Балагуров, ответить могу только кратко: мне слишком тяжело ворошить пережитое – раны еще не затянулись. Мне кажется, я была в Рыблаге в 1940-43 годах. Тогда там были указники, уголовные с небольшими сравнительно с Сиблагом преступлениями, с бежавшими из Польши музыкантами-евреями. Но ведь это только один из лагерей. О Рыблаге, в целом, иметь представление, конечно, не могла. В моем двухтомнике («Новеллы») кое-какой материал Вы найдете, но «копать глубже» значило бы уходить от «сегодня» моей творческой жизни в темное «вчера», а я хочу успеть еще что-то сделать творческое во имя «завтра» искусства для детей. Поймите меня по-товарищески.
Жить мне осталось немного, но приносить пользу хочу, должна до последнего часа жизни. Черных воспоминаний боюсь».
Наталья Сац попала в лагеря «прицепом», вслед за мужем, поскольку, как сказал следователь, она не могла «не знать о его преступлениях». Она была «изолирована» от общества на 5 лет.
В «Новеллах моей жизни» о Сиблаге и Волголаге, действительно, для того времени сказано на удивление много. И на первый взгляд, и не сказано многое. Вот Сиблаг:
«Попав в сибирские лагеря, я узнала мир дотоле не ведомых мне людей – воров, бандитов, наводчиц, пьяниц…».
Здесь мы помещаем несколько оригинальных фотографий Наталии Ильиничны, ранее не публиковавшихся. Одна из них – лагерного периода.
Через два года ее этапом через Москву отправляют «в значительно лучший лагерь, относительно недалеко от Москвы» - Волголаг.
Она пишет:
«На Волгострое, в Рыблаге (одно из названий Волголага – В.Р.), для тех «предлагаемых обстоятельств» я была устроена хорошо. Начальник лагеря, капитан, беседовал со мной приветливо, предупредил (!), что буду работать только «по специальности».
В Рыбинских лагерях не было «политических заключенных», а наказанные по уголовным статьям не были тяжелыми преступниками: в основном «указники» со сроком в один-два года».
Современный читатель, житель здешних мест, скажет, что автор в данном случае вольно или невольно искажает истину. В лагере были тысячи и тысячи заключенных, работавших «не по специальности», осужденных именно по статье 58-й политической. Но вспомним, книга Сац вышла в 73-м.
Но вот и безусловная правда: «Однажды, к удивлению своему обнаружила, что в одном из дотоле не замеченных мною бараков в «общем диссонансе» звучат различные музыкальные инструменты… Оказалось, что во время нападения на Польшу фашистов эти музыканты в панике бросились в бегство, не взяв ни документов ни вещей, не зная русского языка». И тут попали – из огня да в полымя.
Вот как смотрел на ситуацию начальник лагеря:
«Конечно, хорошо было бы создать из них оркестр, да не знаю, удастся ли вам это. У них нет ни статьи, ни срока: нарушители границы, бездокументные. Мы к ним присматриваемся, они нас дичатся. Психология у них другая, контакт пока не получается».
Между прочим, среди «беспашпортных» поляков-музыкантов был лучший джазовый ударник того времени в Европе – Гарри Фуксман.
В конце концов, Наталья Сац создает уникальный так сказать, лагерно-музыкальный коллектив с участием польских заключенных под названием «Драмджаз под управлением Натальи Сац», который помнят до сих пор, ибо он выступал и за пределами лагеря.
Удивительное дело, в 1945 году в этом же лагере другая, но уже чисто театральная знаменитость того времени, Сергей Радлов, попавший в лагерь как «не патриот», свой созданный здесь драматический коллектив с музыкальными вкраплениями, назовет подобно – «Джаз». Конечно, джаз – это не обязательно – музыка свободных людей, но это музыка людей, стремящихся к свободе и даже сделавших навстречу свободе первый шаг, пусть этот шаг и был внутренним, духовным. В этом смысле, между Сац, Радловым и негритянскими исполнителями джаза в Америке расстояние не так уж и велико.
Ну и наконец, о главном. Сац пишет:
«В лагере – большой клуб с хорошей сценой. «Примадонной самодеятельности считалась Нелли П., которая исполняла детские рассказы под Рину Зеленую, пела жанровые песни, подражая Клавдии Шульженко».
Мы можем сегодня назвать эту женщину, ставшую на некоторое время коллегой Наталии Ильиничны, поскольку знаем, что после нее не осталось ни родных, ни детей. Судьба же ее, оцененная в советское время категорически и однозначно, сегодня, с расстояния в шестьдесят с лишним лет не кажется черно-белым кино.
Наталья Ильинична пишет о своей бывшей солагернице сурово…:
«До лагерей она так же легко жила, как и подражала: третий раз по тридцать пятой статье отвечала за то, что, устроившись маникюршей, вела весьма сомнительный образ жизни»...
…Но объективно:
«…В сопровождении нашего оркестра выступала Нелли П., с которой мне удалось сделать интересную театрализацию песен из кинофильма «Петер». Она тоже была способным человеком, «несла образ» в пении, хорошо двигалась».
Иногда – чисто по-женски, пристрастно:
«Нелли не была красивой, но со сцены казалась обаятельной. Когда потухали огоньки рампы самодеятельного театра, она снимала концертный костюм из марли, с блестками, стирала грим и становилась похожей на приютившегося у забора худого котенка».
Нисколько не оспаривая мнения Наталии Сац, выскажу чисто субъективную мужскую точку зрения: достаточно одного взгляда на фотографию молодой Нелли Поль (именно о ней идет речь), чтобы заметить, что она полна того абсолютного женского обаяния и привлекательности, которые либо есть, либо нет. Действительно, это нельзя объяснить ее физической красотой. Это можно объяснить даром, талантом любить и покорять, не взирая на возраст, мужские сердца, не делая видимых для этого усилий. Многие женщины и мужчины, знавшие ее и в молодые годы, и в зрелые годы, отмечали поразительную особенность ее натуры – к ней, уже не молодой женщине, как магнитом притягивало молодых и красивых парней.
Но вот, прошлое Нелли Григорьевны…
На одной из фотографий – профиль женщины с обнаженными плечами, короткой стрижкой, тонкими чертами лица, задумчивым, даже отстраненным взглядом. Лирический образ какой-нибудь светской дамы 30-х годов XX века…
А на обороте такая надпись… Читайте ее, не бегло, вдумчиво, иначе что-то важное останется на бумаге… Ибо здесь и намек на прошлое Нелли Поль.
«Неллочка!
Это все, что во мне было худшего. Я тебя действительно очень любила и люблю до смерти своей.
Люди очень плохие, Нелли, хороших людей нет. Человек человеку зверь! Борьба идет за существование. Я наверное, скоро умру – у меня сил больше нет. Но знай, что я тебя очень и очень любила.
Я была счастлива в семейной жизни и очень несчастна по службе. Я любила, но меня никто не понял.
Целую тебя, моя родная, любимая. Любящая тебя, мама».
Есть еще одна фотография, теперь уже самой Натальи Ильиничны. С дарственной надписью Нелли Поль. Подлинная фотография молодой красивой Натальи Сац, сделанная в Берлине в фотосалоне «Ellen Baum-Salm», с клише «Natalia Satz» с подлинным ее автографом:
«Нелли на память о переборском искусстве, Петере, Гейше и многом другом. Не забывайте моих уроков и любите искусство. Наталия 21.III. 42г.».
Уроки Натальи Ильиничны, надо полагать, были не только эстетического порядка. Вот она вспоминает:
«Помню, однажды мы репетировали с Нелли П. Я сидела за роялем. Время шло к вечернему отбою, Нелли требовала более быстрого темпа и твердила: «Главное, играйте быстрее». На что я ей строго ответила: «Главное, пойте чище». Произошла небольшая пауза, вдруг дверь отворилась, и на пороге появился незнакомый парень высокого роста, в бушлате второго срока, с лицом, вымазанным сажей:
- Вы… главная здесь Наталья? – спросил парень.
- Боже мой, не дают сосредоточиться, - пискнула Нелли.
- Что вы хотите, товарищ? – строго перебила ее я.
- Хочу.. до джазу.
- Вы музыкант?
- Ни..
- На каком-нибудь музыкальном инструменте научились сами играть?
- На трубе.
- Хорошо играете?
- Ни, плохо.
С язвительной признанного дарования Нелли произнесла:
- Завидная откровенность.
Я очень не любила этих ее выходок и продолжала разговаривать с парнем, который вызывал у меня жалость: явно попал сюда недавно и чувствует себя плохо.
- Спивать могу.
- Хорошо поете?
- Ни, плохо, - признался парень, готовый расплакаться…
- Ну что ж, если вам так хочется «до джазу» - попробуйте мне спеть. Идите сюда, я вам проаккампанирую.
Пока парень застенчиво подходил к пианино, Нелли шептала мне в ухо, что ее удивляет мое стремление собрать всех «подонков» в наш уже зарекомендовавший себя джаз. Я заиграла вступление, Нелли демонстративно пошла к дверям, парень запел…
Уже с первых нот было ясно, что у него сильный красивый голос с той особой украинской сочностью, которая с детства была мне так близка в пении моей мамы и народных певцов, которых отец собирал в селе Полошки…
Но когда он спел по второму разу «Дозволь наглядеться, радость, на тебя…» и легко и просто взял заключительные верхние ноты, даже «до» третьей октавы, у меня дрогнуло внутри. Голос-самоцвет, настоящий драматический тенор!
Нелли, которая уже вышла было за дверь, услышав эти верхние ноты, мгновенно вернулась, и когда ее злое личико возникло снова в дверях, я получила еще одно подтверждение: с парнем нашему джазу повезло…
Нелли попросила меня сделать ей с Васей опереточный дуэт, но ее поверхностные способности (немного пения, больше танцев и пикантность) не выдерживали сравнения с настоящим оперным голосом Василия. Так этот дуэт и не получился».
Фотографию Наталии Ильиничны, где она «наставляет» самодеятельную артистку и «вздорную девчонку», сохранила женщина, хорошо знавшая Нелли Поль и своими глазами видевшая, как Нелли Григорьевна, то ли в соответствии с наказом строгой и авторитетной Натальи Сац, то ли в соответствии с заложенным в ней от природы стремлением к прекрасному, смогла превозмочь свои родовые гены, избежав повторения трагической судьбы своей матери и стала известным и уважаемым в городе работником культуры.
Но за внешне строгим и солидным обликом ответственного работника скрывалась все та же озорная, соблазнительная кокетка, созданная природой, чтобы дарить любовные утехи любимым мужчинам, и единственной бедой которой было то, что она родилась не в свое время…
2. ИСТОРИЯ ВТОРАЯ. ВЫ НАВЕКИ ОСТАНЕТЕСЬ ОДНИМ ИЗ САМЫХ СВЯТЫХ ВОСПОМИНАНИЙ НАШЕГО ВОЕННОГО ДЕТСТВА…
В 1967 году Наталья Ильинична получила письмо.
«Наталия Ильинична Сац, «тетя Наташа», основатель детского театра! Вы, наверное, меня уже не помните – «актрису» и «балерину» вашего детского театра поселка Переборы Рыбинского района Ярославской области. А может быть, помните? Я играла Вторую елку в новогоднем спектакле про пограничников и немецких парашютистов, высадившихся в лесу. Там еще в конце выходил на сцену живой пограничник с настоящей собакой…
Не знаю, читает ли Наталия Сац в Москве «Ленинградскую правду». Боюсь, что нет. Боюсь, что она не вспомнит меня, а таких детских театров, как наш, в ее жизни наверняка было немало. Но для нас, поселковых ребятишек, она навеки останется одним из самых святых воспоминаний нашего военного детства…
В центре поселка стояли два самых больших и красивых здания - фабрика-кухня и клуб. Вот в этот-то клуб однажды и собрали всех учащихся единственной местной школы со второго по пятый класс. На сцене за красным столом сидела наша директор школы, а рядом с ней – худая, костлявая женщина с крашеными желтыми волосами. Директор сказала, что тех, кто хорошо учится, будут принимать в детский театр.
Я была «круглой отличницей» и меня вызвали первой. Костлявая тетя села за рояль и сказала: «Девочка, в чем ты хочешь участвовать?» - «Во всем!» - сказала я. Она посмотрела на меня секунду, потом спросила: «Стихи читать умеешь?» - «Да!» - сказала я уверенно и начала баз запинки: «То не дворец среди листвы меж елей и ветвей…» «Хватит, - сказала она. – Теперь станцуй». Этого я не делала никогда. Только видела, как девочка Лена из деревни Поповка однажды танцевала русскую и напевала при этом: «Николай, давай покурим, Николай, давай покурим, Николашечка». Она заиграла что-то на рояле, но это был не «Николашечка», и я остановила ее. «Я буду сама и петь и танцевать», - сказала я. Тетя повернулась ко мне на круглом рояльном стуле и уставилась на меня изучающими, но нестрашными глазами.
Меня приняли «во все».
Так я познакомилась с Наталией Ильиничной Сац. А вместе с нею – с прекрасным миром искусства. Мы ставили многоактные спектакли с балетом и хором, инсценировали стихи и песни…
А потом, когда в доме засыпали, я садилась писать свою первую в жизни пьесу – символическое действо «Явление Весны». После спектаклей Наталии Сац, в которых разговаривали елки, заборы, весла и собаки, писать мне было легко, я старательно исписывала полупечатными буквами серые листы оберточной бумаги».
Это письмо написано известной русской поэтессой Ниной Королевой.
«Благодаря» Волголагу, Наталия Ильинична Сац во многом определила ее судьбу, судьбу писателя, чьи стихи печатались в СССР «по ошибке», чью фамилию «запретил обком партии».
Но публиковаться она начала еще в школьные годы. И еще в 1974 году написала по словам Е. Евтушенко «первые реквиемные стихи о казни царской семьи».
Всего лишь две судьбы, две жизни разных и даже разновеликих людей. Но в них, в судьбах и судьбах многих людей, когда-то соединившихся с судьбой Н. И. Сац, с ее творчеством, ее театром, незримо живет ее талант, ее искусство, а значит и сама Наталья Ильинична.
В. Рябой